Сердолик без оправы - Страница 35

Мама. Не забудь приготовить к моему приезду объявление о выступлении.

Мама. Запиши меня к визажисту и парикмахеру — предстоят фотосессия и интервью.

Каждое из сообщений Аннабел в первую секунду с помутневшим взглядом читала как «я вот-вот вернусь и все узнаю». Старалась отвечать кротко и кратко.

Боже мой, едва не вслух произносила она, откладывая мобильник после очередного сообщения. Боже мой, что будет?

Гарри молчал. Огден молчал. День шел за днем, дела шли за делами. Одинокие вечера в тихом доме становились все более невыносимыми. Ночи — почти бессонными.

Все яснее становились три вещи. И все мысли неотвязно кружились вокруг них, раз за разом переходя на все более крутые орбиты, становясь все более и более мучительными.

Мать, решительно нацелившаяся на большую политическую карьеру, меньше всего ожидает, что поведение ее послушной дочери может вызвать скандал. Что она сделает со мной? Выгонит из дому? Заставит сделать аборт? Велит Хакену выдать себя за отца моего ребенка и повести к венцу чужую беременную невесту?

Джоан Кловер способна на все. Тем более — узнав, какой неожиданностью обернулся ее великодушный подарок. Никогда еще Аннабел не чувствовала себя такой беззащитной перед этой грозной, неумолимой, неотвратимой силой.

Стараясь спастись от ужасных мыслей, она хватала мобильник и находила номер Огдена. Но в последний момент не нажимала кнопку вызова и отбрасывала телефон.

Раз он не звонит, значит, ничего утешительного сказать не может. И я сейчас сама, своими руками вызываю из трубки беду. Нет, пусть сообщает сам.

Эта мысль неизбежно ввергала Аннабел в следующую и самую ужасную бездну. Каждую бессонную ночь на каждой стене, на каждом окне набухала надпись огромными буквами, темно-багровыми, точно истекающими кровью: «Гарри бросил Аннабел». Она закрывала глаза, со стоном откидывалась на подушку.

Плюнуть на все, не ждать известий, самой отправиться на поиски беглеца и решительно потребовать объяснения? А предупреждение доктора? Видение выкидыша в кресле самолета было таким ужасным, что Аннабел закрывала глаза руками.

Начинала метаться, рыдать, оправдываться, утешать себя. Зажимала рот рукой, бежала в туалет. Возвращалась измученная, кидалась на кровать, забывалась сном. Начинался один и тот же кошмар.

Сон был похож на тот, что привиделся в самолете, и в то же время это был совсем другой сон. Они с Гарри летят над миром, но она уже не чувствует его руку в своей.

Она кричит «Гарри, Гарри!», а Гарри на глазах превращается в тяжелое, мокрое, темно-серое облако, которое начинает дрожать, расплываться, отставать, сливаться с горизонтом.

Аннабел просыпалась в поту, с отчаянно бьющимся сердцем. Что мне делать? — спрашивала она себя без конца. Что мне делать? И не находила ответа.

Под утро подступало короткое забытье, и первые минуты после пробуждения были ясными и спокойными. Становилось понятно, что делать: ждать звонка от Хакена. Только он один мог навести равновесие во всем мире. Эта мысль давала силы перенести очередные неизбежные симптомы, привести себя в порядок и отправиться на работу.

А вечером все повторялось сначала.

Но, незаметно для самой себя, Аннабел из каждого нового приступа мучений и сомнений выходила другой. Более сильной.

Наконец настал момент, когда перспективы определились вполне ясно. Гарри больше не позвонит. Мать вот-вот заявится. Все обнаружится. Ну что ж.

Дорогая мамочка, принялась готовить Аннабел мысленную речь, я давно все решила раз и навсегда. Это моя личная жизнь. Это мой личный ребенок. И что бы ты ни задумала на мой счет, принимать решение буду я. Только я сама. Я сама во всем виновата. Значит, сама и должна нести всю ответственность. Ребенок останется. Он родится благополучно. Это будет замечательный малыш, с глазами Гарри. Вдвоем с ним мы будем в этом мире не одиноки. Я не позволю никому участвовать в обмане. Никто не узнает, чей это ребенок. А твоя политическая карьера еще не так далеко зашла, чтобы кому-то было дело до поведения твоей непутевой дочери. Да-да. Непутевой, маленькой девочки. Которая на глазах становится самостоятельной сильной женщиной.

Аннабел положила руку на живот. Скоро где-то здесь раздастся биение маленького сердца. Зашевелится ручка. Толкнется ножка. Маленький человечек захочет жить. Это будет мой собственный человечек, и только перед ним я теперь в ответе.

Аннабел подошла к зеркалу и долго изучала темные круги под глазами, зеленоватый цвет лица, спутанные волосы. Так тебе и надо! — сообщила она отражению. Ты вполне достойна того, что тебя бросили. Потому-то Хакен и не звонит. Он боится меня огорчить печальной истиной. Надеется, что я все пойму сама, по самому молчанию. И боится, наверное, что его неудачное участие в этой затее еще больше осложнит ситуацию, в которой мы все так запутались.

Бедный Хакен. Я его не люблю, конечно, но мне его жаль. Потому-то и не хочу заставлять его участвовать в церемонии в той роли, которую запросто может навязать безотказному рохле неукротимая миссис Джоан Кловер.

23

Новые мысли захватили настолько, что внезапно зазвучавший мобильник не вызвал никаких чувств. Аннабел машинально взяла трубку, неторопливо нажала вызов.

— Энни, Энни! — раздалось громко и отчетливо. — Слава богу, я до вас дозвонился! Почему вы не отвечаете, Энни?

— Я… я слушаю, Огден.

— Энни! — сумбурно кричал Огден. — Энни, я нашел его! Он жив!

У Аннабел подкосились ноги, она чуть не села мимо стула. Зажала мобильник в кулаке — рука затряслась так, что она едва не уронила трубку. Только после этих слов она поняла, чего на самом деле надо было бояться.