Сердолик без оправы - Страница 40

Гарри перехватил салфетку и попытался действовать ею самостоятельно.

— Ну вот, видишь, — заметила Аннабел. — А вчера еще это у тебя не очень получалось.

— Это потому что ты рядом. А как я говорю?

— Совсем хорошо, — произнесла Аннабел как можно убедительнее. — Если бы я не знала, как тебя зашивали, то и не догадалась бы.

— Да, где меня только ни зашивали! В первый раз такое вышло. Я вообще-то считал себя везунчиком. Только пару раз ломал руку. Ну и это… — Он не без труда ткнул себя в щеку.

— Плата за крещение, — кивнула Аннабел и осторожно провела губами по рубцу, как когда-то — в ночь «холодной» ночевки у коварного водопада.

— Еще, — прошептал Гарри.

По его глазам Аннабел увидела, что и он вспомнил те незабываемые мгновения. Послушно и осторожно продолжая касаться нежными губами страшного косого шрама, она еле слышно шептала те слова, которые звучали в ту незабываемую ночь.

Гарри явно взволновался. Аннабел умерила свои ласки.

— Как нам хорошо тогда было! Правда, любимый? — решилась наконец она напомнить. — Как же все было чудесно!

— Да, — тихо откликнулся Гарри. — Не останавливайся.

— Нет, я боюсь тебя растревожить… воспоминаниями.

— Это сладкие воспоминания. Думаю, доктор будет не против. — И на лице израненного, зашитого вдоль и поперек покорителя горных вершин наконец появилась так любимая Аннабел внезапная чудесная улыбка. И тут же исчезла. — Но не думаю, что ты будешь так же горячо любить инвалида… Вдруг я не смогу до конца выкарабкаться? Вдруг навсегда останусь хромым, параличным уродом? Ты посадишь меня на мостовую и поставишь рядом шляпу…

Поцелуем в губы Аннабел прекратила мазохистский монолог.

— Ты прекрасен, радость моя, — продолжала она свою любовную рапсодию. — Я люблю тебя такого, какой ты есть. Я люблю тебя еще больше. За все, за все, за все, что у нас было! За все, на что ты решился ради меня!

— Ну, увольнение из фирмы «Роза ветров» вряд ли можно считать слишком суровой платой, — усмехнулся Гарри, насколько ему позволяли швы. — Правда, боюсь, на должность горного инструктора меня едва ли кто теперь возьмет. Но я и сам… — Он замолчал.

— Что — сам? — переспросила Аннабел.

— Пока что рано говорить. Надо выбраться отсюда живым и здоровым. Там, на свободе, все будет ясно. Я только боюсь одного…

— Чего?

Гарри долго молчал, потом неохотно произнес:

— Боюсь, что все со мной случившееся — мрачное предсказание судьбы. Ты прости, я стал суеверным. Впрочем, альпинисты все суеверные. Привычка.

— Я верю в хорошие приметы, а плохие считаю суеверием, — решительно объявила Аннабел. — А чтобы судить, что думает судьба, надо знать, для чего ты ее испытывал.

Гарри не ответил. Тогда Аннабел в очередной раз взяла быка за рога:

— Ты пошел, чтобы найти этот талисман, про который рассказывали индейцы? Тот замечательный красный сердолик, который приносит семейное счастье?

Гарри молча кивнул и уставился на нее бесконечно виноватым взором.

Аннабел мысленно поздравила себя с мудрой проницательностью. И увлеченно продолжала:

— Но ты его не нашел или заблудился?

— Нашел, — нехотя отозвался Гарри. — Но потерял. Вот лежу и думаю, за что меня наказала судьба. За то, что потерял? За то, что нашел и попытался украсть сокровище горных духов? За то, что вообще осмелился на такое святотатство? И что значит, что я не умер, что меня нашли, что ты здесь, что я выздоравливаю? К чему все это? Что будет завтра? Надо ли продолжать вести себя по задуманному или лучше тихо-мирно устроиться на работу в офис менеджером по рекламе? Но боюсь, что мне не угнаться за Бобби, даже после такой кардинальной пластической операции. — Он коротко засмеялся.

Аннабел чувствовала себя подавленной этим потоком признаний. Впервые она увидела Гарри мятущимся, впервые поняла, что он также слаб, грешен и смертен, как и все остальные обитатели земли.

Чем ему можно было помочь? Оптимистическими заклинаниями, сладостными уверениями? Но вдруг он прав и дальнейшие шаги только ухудшат его судьбу? Их общую судьбу.

Но мечта снова вернуться в горы вместе с любимым так сильно захватила Аннабел, что она ощутила новый прилив энергии и, осмелев, заявила:

— Вот что я тебе скажу. Ты создан для гор так же, как они для тебя. А я создана для тебя так же, как ты для меня. Мы неотделимы друг от друга так же, как и от гор. Вот и вся простая формула нашего счастья. Ты встанешь на ноги, и мы снова вернемся в горы.

— А как быть с этим типом? — Гарри, заметно повеселев, кивнул на живот Аннабел. — С собой понесем?

— Конечно! — с энтузиазмом воскликнула Аннабел. — Кем же еще ему быть, как не таким же любителем горных походов? Гены, мой дорогой, вещь упрямая! Так говаривала моя мамочка, сердито поглядывая на горные картинки в моей комнате.

Оба рассмеялись.

При воспоминании о матери Аннабел вздрогнула и поежилась.

Но я ее, честно сказать, ужасно боюсь. И не знаю, чего больше боюсь — таких вот выводов или молчания, после которого обычно происходят самые неожиданные события. Вот и сейчас она молчит и не дает о себе знать, хотя прошло уже столько времени!

— Ну, наверное, она все давно уже знает, — спокойно ответил Гарри. — Ты рассказывала, что этот ваш президент… как его… Огден? Наверное, уже помирил маму с дочкой и будущим зятем?

— Если не принес себя в искупительную жертву гневу дорогой мамочки. Это похлеще купания в знаменитом водопаде, — вздохнула Аннабел. — От Джоан Кловер можно ожидать чего угодно!